История, услышанная в поезде
…Родился я на Витебщине в 1920 году. Мать моя после родов прожила недолго и вскорости умерла. Отец же году в 32-м переехал в город Могилёв. В Могилёве я окончил десятилетку и поступил в пединститут. Но доучиться не успел, в 37 году призвали в армию. В армии дослужился до старшины артиллерии (грамотных было мало), и мне предложили окончить командирские курсы. Я дал согласие, но тут начался освободительный поход в Польшу. Правда, наша часть пресекла границу 21 сентября, когда боевые действия были в основном закончены, и мы стали лагерем недалеко от Гродно. Тут как раз пришёл приказ о моей демобилизации, но к этому времени я успел влюбиться – и влюбиться, как говорят, по уши.
Звали её Аня. Один раз я случайно увидел её на ярмарке и забыть уже не смог. Поэтому после дембеля я домой не поехал, а устроился в только что образованную МТС слесарем. Опыт в этом деле маломальский был, я и в армии слесарил. Так что начал работать. Дома меня особо никто не ждал, отец успел снова жениться, и ему было не до меня. Понятно, что МТС обслуживала и хозяйство, в котором работала Аня. В общем, она меня тоже полюбила, и весной 40-го мы поженились. Особой родни у неё не было, разных там братьев-сестёр не имелось, я отцу отписал без ответа, поэтому свадьба получилась довольно скромной.
Поселились мы в деревне, в которой жила Аня, в доме её отца. Зимой 41 года родился сынок, назвали Иваном, Янкой. Я продолжал работать, появился кое-какой достаток. Жизнь налаживалась. Мы с Аней жили душа в душу, собирались заиметь ещё одного ребёнка.
Ну а дальше, сам понимаешь, грянуло. 22 июня меня вызвали в район, еле успел забежать домой проститься. Аннушка рыдала, обещала ждать, но в район я её не пустил – куда с дитём-то. Попал я опять в артиллерию, в гаубичный дивизион. С ним и попал в окружение под Столбцами. Вырвались потом и даже орудий несколько сохранили. Промурыжили меня особисты и неожиданно направили на учёбу в Тулу на офицерские курсы. Через три месяца опять на фронт, только не в артиллерию, а в полковую разведку, командиром разведвзвода. Вот в разведке я до конца войны и прослужил.
Как служил, где воевал – это не сейчас. Скажу одно, пару орденов и медалей я заработал. В марте 45-го меня ранило, так что войну закончили без меня. Помыкался по госпиталям и в конце 45-го был демобилизован в звании капитана. Скажу сразу, вестей о семье у меня не было с начала войны. Территория, где была наша деревня, была оккупирована сразу после начала войны и освобождена только в конце 44 года, последней. Уже после освобождения пытался найти свою семью, но безуспешно. Я боялся, что Аня и Иван погибли. Но меня тянуло в эти места, и я выписал проездные документы в наш райцентр. В райцентре я встал на учёт в военкомате. Там же узнал, что немцы почти уничтожили нашу деревню, перестреляли большинство жителей, но почему-то не сожгли. Что с моей семьёй, в военкомате не знали…
До места я добрался на попутке, прошёл пару километров пешком и увидел нашу деревню. И самое главное – наш дом. К моему счастью, в окошках теплился свет. До дома я бежал бегом, сердце готово было выпрыгнуть из груди. Только бы это были они!.. Я поднялся на знакомое крыльцо и толкнул дверь. Она со скрипом отворилась. Я прошёл через сени и открыл дверь в комнату. За столом у окна сидел мальчонка лет пяти, а напротив сидела моя Аннушка. Она совсем не изменилась за эти годы. Услышав шум, она подняла голову, и наши взгляды встретились. Она вскрикнула, прижав руки ко рту. И через несколько секунд была в моих объятиях. Сказать, что я был счастлив, это ничего не сказать. Нет таких слов, чтобы описать моё счастье…Согласись, шансов уцелеть на этой войне – что на фронте, что в оккупации – было очень мало.
Погуляв пару дней, я было собрался идти к председателю колхоза устраиваться на работу. Но тут приехал на велосипеде пацан и сказал, что меня вызывают в сельсовет. Ну что ж, поехал в сельсовет. Там меня поджидал начальник районной милиции и предложил мне работу. Ты, мол, разведчик, капитан. Людей не хватает, грамотных – тем более. Надо сказать, что в наших местах в то время стали пошаливать банды. То поляки наскочат, то бандеровцы. Ну, эти-то больше между собой воевали. Но были и свои, местные, бандиты. В основном – бывшие полицаи, которые с немцами не сбежали, и уголовники. Зверствовали страшно, никого не щадили. Убивали активистов новой власти и просто грабили. Самой большой и наиболее жестокой была банда бывшего полицая Бовбеля. Налёты на сберкассы, почты, сельсоветы, убийства и грабежи, пара сожжённых деревень – всё это было на счету этой банды.
Подумал я, да и согласился. В нашей деревне был пункт милиции, вот меня и назначили его начальником. Не скажу, что решение далось мне легко, навоевался я за четыре-то года. Да ладно, согласился и согласился. Аннушка к моему решению отнеслась спокойно, можно сказать, равнодушно. Меня даже как-то это задело, всё же муж я ей. Подумать я подумал, но ей ничего не сказал. Вообще-то, наша жизнь с Аней – вроде бы спокойная, на первый взгляд, не была такой уж гладкой. Какой-то чужой она становилась, вроде как отдалялась от меня. Потом я понял причину, ну а тогда старался приласкать жену, окружить любовью, да толку было мало.
Шло время, работа затягивала. Время было тревожное, и я почти что жил на работе. К середине 1947 года банды в нашем районе активизировались. Были даже вызваны войска МГБ. Совместно с ними нам удалось уничтожить несколько банд. Неуловимой оставалась только банда Бовбеля. Ему удавалось всегда идти на шаг впереди. Казалось, он предугадывает наши действия, ловко обходя милицейские засады. Более того, эта банда даже активизировала свои действия.
Нами была разработана совместная операция с районным отделом МГБ по блокированию и уничтожению этой банды. В итоге прижали мы их к непроходимому болоту и практически уничтожили. Но главарю банды, Бовбелю, непостижимым образом удалось уйти. Мы почти неделю рыскали по окрестным лесам, но безрезультатно, Бовбель как в воду канул. Минск требовал во что бы то ни стало задержать главаря. Поэтому район был оцеплен плотно. Мышь не проскользнёт. Так что, рано или поздно, но Бовбель бы попался!
К нам на помощь прибыл милицейский батальон из Гродно, и наше начальство дало нам передышку на пару дней, и я отправился домой. Скучал я по семье, по сыну, по Аннушке. Поэтому летел домой как на крыльях. Приехал поздно, за полночь. Свет в доме не горел, видать, мои уже спали. Тем более жена не знала, когда я вернусь. Да и сам я не знал – служба. В общем, доехал. Распряг коня, сенца ему дал, водички. Закрыл в сарае и пошёл к дому. А в доме уже лампу зажгли, видимо, Аня услыхала шум и поняла, что муж приехал, на стол, наверное, собирает. Разувшись в сенях, я снял фуражку и вошёл в комнату. И тут словно потолок рухнул мне на голову. Последнее, что я увидел, падая, была сидящая за столом полураздетая Аннушка…
…Понемногу я приходил в сознание. Вокруг было темно, громко тикали ходики на стене. Я понял, что лежу в исподнем, связанный по рукам и ногам на полу. Попробовал пошевелить руками –не получилось. Крепко связали, сволочи. Ну что, лихой командир разведроты, попался? Как мальчика упеленали!
За занавеской, где стояла наша кровать, зашевелились. Заскрипели пружины, и вскоре к ним присоединились женские стоны. Было понятно, чем там в данный момент занимались. Удивление, горечь, боль – всё ушло. Осталась только холодная ярость. Всё было ясно: вот они, враги, там, за занавеской. От этой мысли стало даже легче. Видно, они так уверены, что я беспомощен, что всецело отдались любви. Меня в расчёт не берут, знают, что не жилец.
Нужно было что-то делать, пока они ничего не слышат! Я попробовал пошевелить руками, напрячь и расслабить мышцы. Так, люфт есть. Ещё, ещё… Я почувствовал, что верёвки на руках стали слабеть. Я напрягся и вытащил сначала одну, а потом и другую руку. Ноги пока трогать не стал. Потихоньку, подтягиваясь на руках, подобрался к столу. Просунул руку под столешницу и нащупал ребристую рукоятку трофейного немецкого штык-ножа. Не думал, что он вот так пригодится. Думал, не думал, но припрятал на всякий случай. Вот этот случай и подвалил.
Зажав нож в левой ладони, остриём вверх, я отполз на прежнее место. Можно освободиться от веревок и враз покончить с ними. А можно подождать и досмотреть представление полностью. Кто там за занавеской охаживал мою жену, мне было ясно. Не до конца была мне понятна роль Аннушки. Ладно, подожду. Стоны усиливались, затем к ним присоединилось мужское кряхтение, и всё затихло. Через какое-то время мужской голос произнёс:
– Зажги лампу и принеси воды.
Мимо меня прошлёпали босые ноги, и хлопнула дверь в сени. Дверь снова хлопнула, Анна подошла к столу и, чиркнув спичкой, зажгла керосинку. В неярком свете я увидел, что она почти раздета, прикрыта только широким платком. За занавеской что-то громыхнуло, и в комнату вошёл невысокий кряжистый мужик. Он по-хозяйски подвинул табурет и присел к столу.
– Нюрка, плесни-ка!
Анна как-то подобострастно схватила бутылку с самогонкой и быстро наполнила стакан.
– Себе тоже налей, – не поворачивая головы, сказал мужик.
– Ну что, краснопёрый, вот и кирдык тебе, – он усадил мою жену к себе на колени, – отбегался. Давненько тебя поджидаю. Знаешь, кто я?
– Знаю, сам Бовбель в гости пожаловал!
– Не в гости, это ты здесь в гостях, а я с Нюркой всю войну здесь прожил. Да и после, пока ты по лесам за мной гонялся… – Бовбель засмеялся, обнажив жёлтые прокуренные зубы. – Лучшего схрона и не надо. Кто меня искал бы в доме у начальника милиции?!
Для меня всё встало на свои места. Я понял, каким образом Бовбелю удавалось всё это время оставаться неуловимым. Пока я рыскал по окрестным лесам, моя жена прятала его у меня дома.
– Нюрка, притащи его форму и ксиву не забудь, – он стряхнул Анну с колен и налил себе ещё самогона.
– Макар, не пей больше, дорога-то не близкая, – Анна бросила на стол мою форму и ремень с ТТ. Ишь ты, Макар! Какая заботливая у Бовбеля подруга.
– Всё, больше не буду, – Бовбель стал натягивать мои галифе, – великоваты, но ничего, сойдёт.
Я понял, что он хочет переодеться в мою форму и проскочить кордоны там, где стоят прикомандированные сотрудники, которые не знают меня в лицо. И моя жена поможет ему, проведёт через посты оцепления. Бовбель вытащил мой ТТ.
– Ну что, краснопёрый, прощевай, нам пора, – он передёрнул затвор и направил пистолет на меня, – нема времени с тобой гутарить, ехать надо.
– Погоди, – почти крикнул я, – дай Анну спросить! Аня, Ванька чей сын, мой или его?! – кивнул я на Бовбеля.
– С сыном промашка вышла, твой это щенок! Ну ничего, мы с Нюркой своих ещё заделаем, – Бовбель поднялся из-за стола.
Отлично, мне больше ничего не мешало. Я приподнялся и резко вскинул левую руку, одновременно разжимая ладонь. Штык вырвался на свободу и вошёл Бовбелю точно в горло, прямо в кадык… Он захрипел и повалился на правый бок, несколько раз дёрнул ногами и затих. Всё, как учил Суворов: «Баба – дура, штык – молодец!». Или там что-то у него про пулю было?
Анна замерла возле стола, видимо, до конца не поняв, что произошло. Я же быстро освободил ноги от верёвок и поднялся. Тело Бовбеля неподвижно лежало посреди комнаты, а у головы расползалось кровавое пятно. Я нагнулся и вытащил из его руки свой пистолет.
– Где Иван? – я тряхнул за плечи Анну. – Где вы его спрятали?
– В детском доме он, в Янковичах, – почти шёпотом пролепетала она. – Макар не хотел его брать с собой.
– И ты родного сына – в детский дом?! – я схватил её рукой за горло. – Ради этого кобеля?!
Она не сопротивлялась, только вжала голову в плечи и закрыла глаза.
– Я не могла, я боялась, он говорил, что убьёт его и меня, – она зарыдала. Я стянул с Бовбеля свои галифе и стал одеваться. Затянув портупею, вышел во двор и несколько раз выстрелил из пистолета в воздух. Через некоторое время ко мне во двор примчался мотоцикл с милиционерами.
– Там в хате Бовбель, хотел взять в заложники мою жену. В общем, оформляйте…
Что было дальше? Весёлого мало. Забрав Ваньку из детдома, я с Анной уехал в район. Вскоре пришло предписание направить меня на учёбу в только что образованную Могилёвскую школу транспортной милиции. Ну, что же, собрали вещи и поехали в Могилёв. Анна? Не буду говорить заезженные фразы про гадину, которую пригрел на груди. Бог ей судья. Она сама распорядилась своей судьбой. На станции Могилёв бросилась под проходящий товарный поезд…
Юрий Линна