Я вырвалась из ада, и теперь ни один мужчина меня не интересует
Предательство… Сейчас я смотрю на те события как на полезный опыт. А было больно, так чудовищно и раздирающе больно. Мерзко. Словно зарыт живьём, и последними судорожными хрипами втягиваешь исчезающий кислород. Боль не стала менее острой и не ушла, но она трансформировалась в самый эффективный из возможных инструментов взаимодействия с жизнью и мужчинами: «для себя». Переступая через мужчин – для себя. Игнорируя их удобство – во имя своего. Я просто стала мужчиной – с их удивительной способностью удобно устраиваться при женщинах, окружать себя комфортом, обожанием, восхищением и уважением. И преданностью любящего женского сердца. И свойством предавать – и получать прощение в обмен на пустые иллюзии.
А было так. Мне 24 (сейчас 35). Ему – 25. Харизматичный, не по возрасту «взрослый», исключительно умный и хитрый. Всё же надо отдать должное его незаурядному аналитическому уму и дипломатическим способностям. Принципиальный (а мужчины, как известно, мастерски следуют самому главному своему принципу – «для и во имя себя самого»), упорный, с тем самым стальным стержнем, от которого так млеют женщины. В общем, ХОЗЯИН. Хозяин положения, жизни, женщины. Сын исключительно строгого, угрюмого и жестокого отца. Сын богатого отца. Как у алкоголиков рождаются алкоголики в большинстве своём – так и у жестоких рождаются садисты. Правда, довелось мне это узнать уже в браке.
Любовь? Я – любила. Любила со всеми причитающимися соплями и восторгами, с желанием раствориться в нём, отдаться, окружить заботой, счастьем, искристой радостью. Конечно, идиотка, даже не спорю 🙂
У нас был договор между собой, изобретённый им же. Моя верность – это его честь и достоинство. Его верность – это уважение ко мне и нашему собственному островку счастья. Слова-то какие изобрёл… Даже сейчас смешно.
Прошло полгода вполне так себе безоблачного счастья. Состоятельная молодая семья; я – на втором высшем, работаю (быть финансово независимой меня научили с детства. С детства же и укоренилось во мне, что надеяться можно только на себя). Он – в «делах». Большие деньги не бывают честными. Большие деньги – это кровь на руках, которая только усугубляет чёрствость сердца и садистские порывы. Но меня это не касалось в буквальном смысле слова. Сейчас можно сказать, что мне снизошло «наказание» за жизнь с ублюдком, кормящимся чужим горем, да. Но копать глубоко, чтобы оспорить это, мы в рамках этого изложения не будем. Это прошло.
Он не любил меня. Причём честно не любил с самого начала. Он женился из соображений, что я достойный вариант. Честность меня устраивала. Но проходили месяцы, и я своим отношением открыла-таки его плотно закрытую от мира раковину сердца. Лучше бы я не добивалась этого. Мне не на что было жаловаться первое время: меня не обижал ни в чём. И я с радостью дарила ему любовь и уважение. Я вела себя настолько деликатно, что даже свёкор признался, что я идеальная жена.
И вот мой муж по прошествии времени потянулся ко мне душой, и когда в его душу проникло ощущение, что вот эта женщина – «МОЯ», начался ад. МОЁ – это был приговор, а я в своей детской эйфории не распознала беду. Он аккуратно, хитро, методично и жёстко закрутил гайки. Моё растущее возмущение каралось жестокостью – физической и моральной. Я ждала обычного человеческого внимания – получала ревность, допросы с применением силы, наказания и репрессии. Как-то я бессильно плакала в нашей машине, закреплённой за мной для моих личных нужд. Водитель видел, доложил. Вечером муж отходил меня наотмашь кнутом для лошадей: «введение в заблуждение посторонних», «специально показываешь, что я урод?!». Он красиво одевал меня, содержал в роскоши, ни в чём не отказывал и не спрашивал отчёты о деньгах. Тут нареканий нет. Шуба за полмиллиона? – Не вопрос вообще. Но моё внимание к другим людям (не измены, не флирт с мужчинами – просто внимание в общении с людьми вне зависимости от пола) было для него признаком кражи этого внимания у него.
Если я в ресторане смотрела на сидящих вокруг людей, он разворачивал меня за подбородок к себе и, глядя в глаза сузившимися от ярости зрачками, чеканно уточнял – меня сейчас везти в подвал или я одумаюсь? При этом великолепный секс (я до этого дела охочая тоже была), безупречное обеспечение удобства, финансирование, совместный отдых. Его жадное чувство собственности (а именно так он и умел любить – не иначе) вполне нормально рождало мысль о том, что меня стоит убить и положить с ним в постель, чтобы он смог любить меня и ни с кем не делить. Чтобы мои глаза были обращены только на него.
Со временем он перестал получать удовольствие от секса без предварительного издевательства надо мной. Хотя бы выпороть – необходимо. Пока я корчилась от боли в пелене уплывающего сознания, он говорил, как «сейчас» любит меня, как сливается со мной в одно целое. Изменял – как без этого. Спокойно и не цинично. Поскольку это не было изменой в его понимании – это был просто «спуск», слив. Эти женщины для него были пустым местом, отверстиями для удовлетворения, мясом. Просто мясом. Его секс на стороне был меньшим из зол для меня. Напротив, я молилась, чтобы он прирос к кому-нибудь и оставил меня, пока окончательно не забил при одном из «актов единения». В моей жизни остался только леденящий душу страх. Физические издевательства его были направлены не на уродование именно, а на продление мучений. Он вырывал мольбы о пощаде. А потом любил меня долго и основательно, доводя измученный организм до сексуальных разрядок.
Да, я пыталась уйти. За первую попытку развода была наказана так, что сознание смиренно приняло мысль, что единственный способ уйти – умереть. Однако не помню за собой депрессии и попыток суицида, напротив – начало формироваться чувство, что выжить и освободиться надо любой ценой. Выжить.
Как-то он дал мне в руки нож и сказал, что сейчас он заснёт, а у меня единственный шанс «развестись» с ним – он в моих руках. Рассказал, где полоснуть его по горлу и с какой силой нажатия, чтобы наверняка. И дал слово не сопротивляться. И не стал бы – во имя эксперимента. Он уснул как младенец, а я как статуя застыла с ножом и немым вопросом: смогу или нет. Я смотрела на его когда-то такое любимое лицо – и руки опустились. Не из жалости, нет. Но и это была дорога в никуда.
Много было горечи и ужаса. Когда я заняла политику мёртвого равнодушия («хоть убей – не сдамся и уйду»), он пытался встряхнуть меня, вызвать на ревность мою забитую любовь, принуждая наблюдать за его сексуальными утехами с другими. Как-то после такой утехи он приступил ко мне – и меня стошнило на него. От отвращения и мерзости. В тот момент во мне протестовали и остатки былой любви в том числе, помимо всего нажитого с ним кошмара. Боль, пронзающая меня, имела причиной и его циничное поругание меня как женщины: заставлять смотреть на его удовольствие женщину, которая живёт в персональном аду и которая любила и, быть может, ещё любит… Хотя край бездны уже пройден.
Потом она насильно зачал мне ребёнка, которого очень хотел. Понимая, что я в состоянии пограничном, он поручил за мной неусыпно следить, чтобы я не избавилась от плода. Не уследили. Хотя во время моей беременности он стал совершенно другой личностью, что меня изумляло. Он мог как соловей влюблённо ворковать над моим животом, поглаживать его, читать «полезную ребёнку информацию» (!!!). Я было стала думать в тот момент, что окончательно схожу с ума, поскольку это был другой человек. Он реализовывал свои садистские потребности на стороне, а меня касался регулярно, но очень аккуратно и нежно. На шестом месяце я избавилась от этого последыша жестокости. Едва не умерла сама от кровотечения. Он так и не узнал, что причиной были мои действия – помог врач-хирург, подтвердил, что это был несчастный случай. Первый раз в жизни я видела не мужа-садиста, мужа-хозяина-моей-жизни, а мужчину, который в немом горе сжимает кулаки и глотает слёзы.
Выбраться из ада помог, как ни странно, свёкор. Человек, породивший это чудовище на свет. У него были бесспорный авторитет и влияние на сына, но в жизнь он нашу не вмешивался. И не знал о творимом со мной. Общения регулярного у нас не было. Редкие встречи на день рождения. 5 лет ада были закончены в больнице, где меня восстанавливали после выкидыша. Он зашёл дежурным образом, пожелал здоровья, но… задержался в палате, посмотрев на мои стеклянные глаза и отсутствующий вид. Первый разговор за 5 лет ада. Развод оформили за 3 дня. Оплатили моё лечение. Никаких денег и имущества я не взяла. Ни копейки. Я бы босиком по углям раскалённым ушла голая – только бы уйти. Не до денег было.
Мне 35 лет. Ни один мужчина с тех пор не волновал и не будет волновать меня. Я не буду любить – я не нуждаюсь в этом. Можно долго рассуждать, что «встретится человек – и всё наладится», «нужен просто твой человек». Нет, друзья. Я хорошо и спокойно осознаю, что не нуждаюсь больше в «человеках» среди мужчин. Я счастлива и спокойна. У меня есть отношения, есть внимание, есть служба и карьера. У меня есть обожание мужчин и романы. И мне чертовски хорошо в душе и сердце. Я дышу полной грудью, и любой – солнечный или дождливый, тёплый или холодный – день мне доставляет удовольствие.
Как хорошо жить в гармонии и удовольствии 🙂
А у мужчин есть набор функций, которые и определяют их предназначение: кошелёк и член. Кому что более по душе. Я не феминистка. Но спасибо тому опыту, что он был: я стала трезво смотреть на мужчин и полностью излечилась от наивности. Мужчину я оцениваю по степени его полезности мне в каком-либо отношении. И всё теперь прекрасно. Я законченная творением, осмысленная Личность. Половинки нужны жопе и таблетке 🙂
Для псевдопсихологов ремарка: он не был клиническим садистом, подлежащим лечению и/или изоляции от общества. Это установленный учёными мужьями от психиатрии факт, удостоверенный в результате обследования, инициированного его отцом впоследствии. Просто вот так мужчины умеют любить. Просто у некоторых немного больше чувства собственности 🙂 Ну а милые шалости в виде физических истязаний – не более как перверсия в нашей медицине.