Хобби

Дорогие мужчины, а есть ли среди вас любители одеться в женское, накрасить губки бантиком и подрочить перед зеркалом?

Здравствуйте.

Нет, ну что вы, я не из праздного любопытства сейчас спросила. Если числится за вами такое хобби, то вы, пожалуйста, дальше не читайте.

Одна моя слегка за сорок знакомая обнаружила после двадцати лет брака, что её муж, впавший в кризис чего-то там среднего, предпочитает рыбалке, блекджеку и шлюхам кружевные колготки и фейковые лабутены.

На дворе стоял понедельник, и ничего не предвещало. Он заварил чай, положил в бабушкину вазочку чернослив в белом шоколаде, глубоко вздохнул и сказал: «Лена, послушай». Потом было что-то про потерю вкуса к жизни, круглогодичную осень в усыхающей душе, тоскливую красоту мира, прекрасные ускользающие моменты-бабочки, необходимость жить сердцем без боязни осуждения со стороны челяди и либералов. «Всё невероятно запутанно, Лена. Кадык, опять же. Ты должна понять».

– Стоп, стоп, стоп. Подожди. Что? – очнулась Лена после укоризненного обморока. – Какая душа, где тут понимать? Ты же в женские тряпки рядишься, погань ты сраная.

У неё, как и у многих, впрочем, всегда была эта уютная иллюзия, что мужики с пришитыми сиськами, регулярная уплата налога на роскошь, священники-педофилы и прочая паттайя – это, конечно, где-то есть, но далеко и не с нами. Это в пошлых второсортных киношках, на госканалах и в жёлтых газетёнках, нас не касается совершенно. Нет, нет, не может быть. А Ленин муж, между прочим, высокий привлекательный мужчина, более того – до сих пор желанный, и вдруг такая незадача.

– А вот и ничо. Сама жить не умеешь – другим не мешай. Да на вас, на баб, поглядеть страшно. Чувырлы! Зачуханные все, с немытыми головами, напялите штаны и чешете. На себя погляди, да ты… Ты… Ты даже глаза подвести не умеешь.

В дальнейшем диспутировали неконструктивно.

– Кобыла старая!
– А собак дохлых е*ать для украшения жизни не пробовал, не?
– Нечего меня дочерью попрекать, взрослая уже. Ты, когда по мужикам шлялась, не вспомнила про дочь-то ни разу.

И всё в таком ракурсе. Но потом она охолонилась, конечно. На осколки рассыпалась. Погладила его по щеке примирительно; «Это он из-за меня, – подумала, – это я во всём виновата». Села на подоконник, отряхнула брюки от сигаретного пепла, сказала: «Ладно, чего уж». Спросила про жопу. После двадцати лет супружества Лена считает всё, вплоть до органов, общей долевой собственностью, и ей интересно, как теперь эта часть используется.

– Ну вот ещё, чего придумала, – возмутился муж. – Да никогда, Леночка, ты что.

Полгода назад он примерил платье, не может объяснить, зачем. Долго себя разглядывал – чего-то не хватает. Тогда побрил ноги, надел колготки, но устыдился и выбросил вместе с одолженными у коллеги бусиками.

Однажды ему приснилось, будто девушка, тонкая и гибкая, танцует в таком летящем платье, какое забыть невозможно. Взмах ноги, поворот, прыжок, ещё поворот – ах, у девицы-то его лицо. Глаз, говорит, не оторвать, какая духовность.

На сокрытую от жены часть доходов закупал красоту по оптовым ценам и складывал в бабкиной квартире, но быстро понял, что синтетика – от лукавого. Ещё пару раз ошибся с обувью: очень неудобный супинатор, жмут аж до локтей, стальная шпилька – это только для томных фотосессий на диване. Углубился в интернет, открыл для себя новый увлекательный мир косметологии, браслетов «Пандора», базового гардероба и сумочек, маленьких таких сумочек с пайетками. И «Лореаль» – очевидное говно в сравнении с диоровскими румянами, да.

– Нет, ну ты представляешь, – пишет мне Лена, – я-то уж и не помню, когда себе «Диор» позволяла. А лифчик, Оля, какой у него есть сиреневый лифчик – сроду таких кружев себе не покупала.

Лена ещё много чего про мужнины шмотки рассказывала, смеялась очень. Потом плакала. Они, говорит, ряженые эти, тусуются в каком-то клубе по два раза в неделю. Возле Курской где-то, знать бы, сука, как называется. Обсуждают старые фильмы 20-х годов с женскими иконами, курят тонкие сигаретки, шмотками меняются, танцуют и делают друг другу комплименты. Красотули.

– Ленка, ты бы только знала, какие люди там интересные, – вздыхает Ленин теперь уж не пойми кто. – Никакого тебе быдла, я прям душой отдыхаю.

А у Лены больной отец, надо сиделку нанимать, работа-дом-работа, подковёрные интриги в дочкиной музыкальной школе и ожесточенная борьба за первенство по скрипке, выплаты по кредитам и, в конце концов, мечта съездить уже в эту самую Паттайю. Вроде и некогда о душевном отдыхе подумать, даже в контексте усыхающей осени или ещё какой хрени.

– Смотри, Миша, вые*ут тебя там, – сказала она, уходя, и поцеловала мужа в щёчку.
– Да ты мне просто завидуешь! – резюмировал супруг и подарил ей напоследок чулки с восточным орнаментом.

А если без лирики, то я вот думаю: живут же люди. Истово, наотмашь. Туда едут – за ними гонятся, оттуда едут – за ними гонятся. Даже и не знаю, чувствую себя ущербной со своими мещанскими мыслями про то, как мне разнообразить свой досуг: то ли на барабанный концерт сходить, то ли съездить на ярмарку деревянных игрушек. Детских деревянных игрушек.